Никита Михалков: «Мама мне говорила: «Никогда ни на кого не обижайся»
Про пандемию, сорвавшиеся и удавшиеся проекты, «нравственное бешенство», прививку от коронавируса и лекарство от обид
Никита Михалков полгода назад очень скромно отметил свое 75-летие. Настолько скромно, что даже не появился на 42-м Московском международном кинофестивале, президентом которого Никита Сергеевич является и который проходил незадолго до юбилея. Причина вполне понятная и уважительная: Михалков не хотел как-нибудь случайно подхватить коронавирус – в его возрасте это могло закончиться весьма печально… Но прошло полгода, успешно открылся (и че рез неделю, как и планировалось, так же успешно закрылся) 43-й ММКФ, на котором Никита Михалков добросовестно отбыл свою почетную вахту «от звонка до звонка». И даже согласился пообщаться с журналистами. И честно, откровенно и порой даже с юмором ответил на все наши вопросы…
«Киноиндустрия просела»
— Никита Сергеевич, эта тема вот уже второй год занимает умы и сердца миллионов, поэтому не спросить вас не могу: пандемия повлияла, по вашему мнению, на кино?
— Мы же понимаем, что не бывает серьезной общемировой ситуации, которая бы негативно не повлияла на всех. Конечно, кто-то сейчас зарабатывает сумасшедшие деньги на масках, но это уже другой разговор. Что касается киноиндустрии — конечно, она просела. Сейчас многие стараются как-то выкрутиться — например, снимают онлайн — но все равно это не выход из положения…
— А на ваших личных проектах это как-то отразилось?
— Мои проекты пострадали просто очень. Мы остановили работу над фильмом «Шоколадный револьвер» (по сценарию дочь известного российского режиссера трагически погибает в Каннах в результате теракта. – Прим. авт.). Действие картины происходит в Голливуде в Лос-Анджелесе, а еще во Франции, Германии… Мы выбрали места для съемок, готовили декорации, вели переговоры с актерами. И хорошо, что не запустили ту часть производства картины, где нужна наибольшая часть денег. Потому что с пандемией, с тем, что сейчас происходит в мире, это бы все тянулось до сих пор. Так что тем инвесторам, которые работали с нами, мы вернули деньги и договорившись, что если начнем какую-то работу — конечно, скажем им об этом. Все поступили по-честному…
«Страшно и почетно»
— Но какие-то проекты у вас в работе?
— Сейчас я занимался другим сложным проектом – спектаклем «12», который ставил по своей одноименной киноработе.
— Расскажите об этом поподробнее…
— Его премьера прошла на сцене Большого театра. Вместе со мной на сцене было множество замечательных актеров: Сергей Степанченко, Николай Бурляев и другие. На самом деле это было так страшно: это же сцена Большого театра! А началась вообще вся эта история очень просто: когда ты с друзьями что-то обсуждаешь — и вдруг говоришь: «А что если?..» — и что-то обещаешь. И когда я понял, что вся эта задумка реальна, то меня охватил ужас. На такой исторической сцене, где никогда не играют такие спектакли — это очень страшно, и одновременно почетно. И это большое доверие мне было оказано. Я хочу, чтобы этот спектакль был долгоиграющим.
— Как оцениваете: как прошла премьера?
— Мне сложно об этом судить. Вы знаете, я уже говорил когда-то об этом. Любые аплодисменты можно купить: заплатить зрителям, рассадить их в зале, а вот тишину купить нельзя: она либо есть, либо нет. И вот тишина, которую я услышал – это самое важное было. И второе — мне кажется, что этот спектакль всех социально уравнивает — и тех, кто сидит в царской ложе, и тех, кто находится где-то на галерке. Он — для всех и про всех, и каждый узнает в этом свои проблемы. Это самое дорогое, что может быть в творчестве и искусстве. И я счастлив, что мы сделали этот спектакль!
«Нравственное бешенство»
— Что вы скажете о новых правилах «Оскара», когда теперь на него могут претендовать только те фильмы, в которых должны быть затронуты определенные темы? Получается, что ты можешь снимать кино только руководствуясь этими требованиями. Вы бы были готовы ради награды снимать то, что требуется?
— Никогда! Это какое-то нравственное бешенство, которое охватило мир. Мне может и не следовало этого говорить, потому что у меня есть «Оскар», и я был счастлив его получить, но когда я понимаю, что для того, чтобы претендовать на эту награду, надо соблюсти определенные правила, то понимаю, что советская цензура по сравнению с этим — это просто детский сад. Происходит какое-то обесчеловечивание культуры. Для меня это совершенно неприемлемо. Я считаю, что это абсолютное безумие и все та же, но уже зеркальная дискриминация. А если говорить по-русски – это бесовщина. 30 лет назад «Оскар» не давал денег, но давал возможность актеру по другим ставкам сниматься в фильме. Это престиж, это знаковая вещь. Это была действительно самая главная награда…
