Счастливый миг Александра Зацепина

Маэстро благодарен судьбе за ее повороты, которые привели его в музыку

От судьбы не уйдешь. Это подтверждают биографии многих великих людей. Об этом откровенно говорит и знаменитый композитор Александр Зацепин, который в юности мечтал совсем о другой профессии. Но именно ему выпала судьба стать автором самых известных песен и мелодий — к ставшим культовыми кинофильмам «Земля Санникова», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Иван Васильевич меняет профессию», «Женщина, которая поет», «31 июня»… Эти картины уже невозможно представить без их визитных карточек в виде шлягеров – «Песенки о медведях», «Остров невезения», «Ищу тебя»… 91-летний маэстро написал более 300 песен и мелодии к 120 фильмам! А название песни «Есть только миг» стало и названием автобиографической книги Александра Зацепина. В ней он откровенно рассказал о творческом пути, закулисье, друзьях, коллегах и любимых людях. Последние 20 лет композитор жил во Франции, но после смерти супруги переехал к дочери в Швейцарию. В Россию он приехал, чтобы презентовать свою книгу.

В детстве любил паровозы

— Александр Сергеевич, у вас столько хитов, и трудно сказать, какая из песен лучше. Может быть, у вас есть самая любимая композиция?

— Если у матери многодетной спросить: «Какой ребенок самый любимый?» — наверное, она скажет, что самый младший, потому что он такой маленький, хорошенький. Но на самом деле все дети – любимые. Так же и с песнями, и с музыкой. Если появилось что-то новое, и это новое вышло достойным, то на этот момент эта музыка для меня самая интересная. А потом как-то и к ней привыкаешь… Но песни я давно не пишу. Не стало моего поэта – Леонида Дербенева, не стало моего режиссера – Леонида Гайдая. И с исполнителями ситуация изменилась. С Аллой Пугачевой когда-то работал, но она сейчас не поет… А писать просто так, чтобы это оставалось в столе – не интересно. Поэтому я переключился на мюзиклы. Написал несколько мюзиклов и детский балет – «Тайна третьей планеты», в октябре будет премьера.

— Ваши песни можно назвать «народными». А настоящая народная музыка как то отразилась на формировании вашего музыкального таланта?

— В России в старые времена нот не знали, но играли на дудочках, балалайках, на других инструментах. Подбирали на слух. Это потом уже Римский-Корсаков, Глинка и другие собирали эти народные мелодии, записывали их, чтобы сохранить для потомков. Когда я работал в Казахстане, Узбекистане, Таджикистане — шел в Дом народного творчества и находил там народные песни. И даже говорил местным режиссерам, что хочу сделать музыку к их фильмам немного в их стиле. А они убеждали, что это не совсем то, что им нужно, а нужна такая музыка, которая звучит в Москве, чтобы все потом ее слушали. Но есть песня, ее пел Муслим Магомаев, она называется «Гульнора» — вот там построение мелодики особенное, с элементами народности. То есть, сначала нужно немного пропитаться этими мелодиями, а потом уже начинать работать над своей. Но это — как в любом творчестве…

— Какая ваша любимая музыкальная эпоха?

— Я учился в консерватории классической музыке, но уже тогда существовало такое направление как  джаз, оно не очень приветствовалось, потом его вообще запретили, и  джазовые оркестры стали называть эстрадными. Я слушал и классические концерты, и современную музыку по радио. Но связь современной песни с классикой идет еще со времен Баха. И корни у этой музыки – одни и те же. Листва может быть разной, а вот корни — одни.

— Первая мелодия, которая врезалась в память?

— Бабушка мне пела белорусские песни… Я их хорошо помню. Но в раннем детстве, года в три, меня очень интересовали паровозы. Я часами мог на них смотреть!

Угадай, каков Гайдай…

— Расскажите о дружбе и сотрудничестве Леонидом Гайдаем.

— Я считаю, что в жизни очень важен случай. Не познакомился бы мой папа с мамой — и меня бы не было. Это же тоже случай! Так и с Гайдаем. Если бы он не поссорился с композитором Никитой Богословским – конечно, я бы с ним не работал. Первый фильм у Гайдая был из трех новелл, где студенты все учатся, учатся… И я ему предлагал в последней, третьей новелле, в конце — сделать песню. Он отказался. А потом мне говорил: «Прочему же ты меня не уговорил? Сейчас бы песня осталась!» А в «Кавказской пленнице» уже были запланированы песни. Пригласил Леню Дербенева…Там было не все так просто: мы и ссорились, и я даже хотел уходить с картины, но благодаря художественному руководителю Пырьеву остался… Тоже случай — ведь был бы он в командировке, я бы ушел, и в картине был бы другой композитор…

— С Леонидом Гайдаем тяжело работалось?

— Очень легко. Первый раз мне принесли сценарий к его фильму толщиной с сантиметр. А у него лежал сценарий этого же фильма толщиной сантиметров восемь! Художник ему на каждой странице рисовал сцену из фильма. И это мне очень много дало. Помните: верзила пошел в душ, а потом прошел через дым от костра и стал такой весь закопченный? В сценарии был такой рисунок. И у Гайдая ремарка – «галоп». А я себе сделал ремарку – «самба». Гайдай говорит – почему самба? Я поясняю: потому что актер будет черный, как африканец, и в контексте эта музыка будет ближе и точнее. Гайдай согласился.

— Вы написали музыку к культовой комедии «Бриллиантовая рука». Расскажите, как работали над фильмом?

— Гайдаю тогда сказали: «Леня, у тебя не только тексты в фильме криминальные, но и песни». И если бы не случай — все бы вырезали… А случай был такой. Брежнев попросил посмотреть какую-нибудь современную комедию. И ему послали на дачу «Бриллиантовую руку». Как мне рассказывали, он ее посмотрел два раза, потом в понедельник позвонил и сказал: «Такая комедия хорошая, выпускайте скорее!» Благодаря этому звонку фильм увидел свет. И еще в этой картине Гайдай снял в самом конце атомный взрыв. И начальство ему сказало: «Леня, ну ты хотя бы атомный взрыв убери!» Он ответил: «Я подумаю…». А через три дня убрал эту сцену — вроде как уважил цензуру. 

Лучший соавтор

— Расскажите о вашей дружбе с поэтом Леонидом Дербеневым.

— С Дербеневым меня познакомил композитор Алик Флярковский, и мы сразу договорились написать с ним песню. И написали, она называлась «Костер на снегу», для «Мосфильма»… Леня Дербенев мог написать стихи на любой размер, хоть с музыкой, хоть без музыки. С ним было очень удобно работать, он всегда серьезно подходил к делу. И когда он писал слова к песне «Есть только миг» — он выдержал все паузы, чтобы исполнитель мог взять дыхание. А другой поэт мог бы написать какую-то длинную строчку — и песня уже потерялась бы… Когда не стало Дербенева, я хотел работать с Ларисой Рубальской. А она сказала: «Я на музыку никак… Давай я тебе лучше дам стихи!» Но это для меня уже будет не то. Ведь каждый по-своему делает… И мелодия может прийти неожиданно — так же, как и стихотворная строка у поэта.