Эммануил Виторган: «Приходит время мудрости»
Народный артист России отмечает важную юбилейную дату – свое 80-летие
Виторган не подводит итогов, но с удовольствием рассказывает о своей жизни. Когда Эммануил Гедеонович говорит о детях, то его глаза загораются. Конечно, у старших — Ксении Румянцевой и Максима Виторгана – уже давно своя жизнь, но рядом с артистом сейчас — две младшие дочери: Этель, которой в конце февраля исполнится два года, и Клара, которая появилась на свет в прошлом августе.
Мы встретились с артистом и поговорили с ним о жизни, творчестве, семье и детях.
«Я всем благодарен»
— Эммануил Гедеонович, поздравляем вас с 80-летием! Как отметили юбилей?
— Еще не закончил отмечать. Растянется все на несколько месяцев и даже больше. Ведь день рождения у меня — перед самым Новым годом, и в Москве в это время всем не до этого. Поэтому мы и уехали в Юрмалу, там отметили. А в конце зимы планируем уже устроить творческий вечер в России. В планах еще — Баку в апреле, поедем туда с детьми, Санкт-Петербург, Астрахань и так далее… Везде у нас много друзей, все эти города мне родны и близки… А еще в марте выпускаем премьеру мюзикла «Хищники»…
— С каким чувством подошли к юбилею?
— Годы бегут, и с каждым годом, думаешь, что вот еще немного — и они пойдут в обратную сторону… Во всяком случае, очень хотелось бы становиться моложе и моложе. Но ничего не поделаешь, нет такой возможности. Я могу сказать только одно: если вы сейчас видите меня живым и здоровым – это благодарность моим родителям. Время бежит, и для того, чтобы тебя оставалось на свете все больше и больше – надо рожать. Вот мы и родили. Одной скоро два года, а второй – уже шесть месяцев. Я понимаю все ответственность, конечно. Но главное — это появление того человека, который будет продолжать твою жизнь. Это колоссально! Так получилось, что в 78 лет я родил ребенка, так что для тех, кто верит и ждет – перспективы замечательные.
— Есть что-то такое, что поняли только к 80-летию? Или, возможно, сами как-то изменились?
— Наступает тот возраст, когда приходит время мудрости: прежде чем ответить, ты обязательно подумаешь, что сказать и как. При этом я спокоен абсолютно: любой вопрос, который мне даже не нравится, я выслушиваю, не перебивая. Поменьше эмоций, побольше головы…
— Есть обида на какого-то? Может быть, хотели избежать какой-то встречи?
— У меня в жизни нет такого человека, с которым бы я не хотел общаться. С любым человеком, с которым я встречался в своей жизни хотя бы даже один или два дня – я бы хотел его снова видеться и с ним говорить. Я всем благодарен. Видите, какой я хороший -мне даже самому противно! (Смеется.) Наверное, все это связано с моей профессией. Я в жизни прожил такое количество жизней и таких разных — от оберштурмбанфюрера СС до героя Советского Союза. Я прошел через это все, для меня почти не осталось никакой загадки при какой-то конфликтной ситуации — я уже знаю, чем все это закончится…
«Мы вам не поверили»
— Вы как-то говорили, что вам больше нравятся отрицательные роли — это действительно так?
— Отрицательные роли, конечно, интереснее играть, проживать эти жизни. И что интересно: когда кого-то убиваешь по сценарию — не возникает желания кого-либо убить на самом деле! (Смеется.) Правда, мне потом зрители говорят иногда: «Мы вам не поверили: у вас такие добрые глаза были, когда вы это делали!» Для меня до сих пор главное — чтобы не было войны. Поэтому я давал согласие на любую отрицательную роль — чтобы зритель, глядя на сцену, понимал, что это — не способ проживания этой жизни. Для меня это очень важно. Так хочется, чтобы все спокойно жили…
— Какой период в творчестве вам наиболее дорог?
— Такие периоды действительно были. И очень часто. Была масса премьер, а каждая из них – это большой подарок саму себе. Безусловно, таким дорогим было и общение с режиссером Георгием Товстоноговым. Я тогда работал в Ленинграде в театре Ленинского комсомола, и там он поставил «Вестсайдскую историю». Впервые в Советском Союзе разрешили поставить американский мюзикл! И это был такой праздник! Я задыхаюсь от удовольствия говорить об этих людях.
— А что вы делали в Ленинграде?
— Я там учился, так как в Москве меня не приняли ни в один театральный институт — а я поступал всюду! Когда через какое-то количество лет, я — уже отучившись, снявшись в фильмах — переехал в столицу, то мне все говорили: «А чего ты там делал? Почему не у нас учился?» Говорили те же педагоги, которые меня не принимали…
